Столь раннее развитие
Так начинают. Года в два… Борис Пастернак
Распространено мнение, что современный ребенок должен как можно раньше
начать усваивать разнообразную информацию - иначе он "не успеет”, "ему
будет трудно в школе” и т.п. Отсюда популярность журнальных рубрик типа
"Раннее развитие”, где речь идет о детях, которых "научили вовремя”, в
силу чего, едва начав ходить, они уже умеют (нужное впишите сами):
читать слова кот и мама, узнавать цифры, понимать смысл слов типа
красный, зеленый, круглый, собирать с помощью "Лего” довольно сложные
конструкции и т.д. Неудивительно, что родители озабочены поисками
методик и пособий, которые позволили бы их дитяти соответствовать
идеальному образу того ребенка, чей потенциал не упустили папа и мама,
"правильно” понимающие своей родительский долг. За подобными
представлениями стоит убежденность в том, что современный ребенок, а в
перспективе - современный молодой человек должен как можно раньше
овладеть намного большим объемом информации, чем, например, поколение
его дедушек и бабушек. По крайней мере, таков общепринятый штамп.
Любой штамп, будучи социально закрепленным, не случаен. Поэтому
согласны вы с ним или нет – не стоит его игнорировать. Эта как будто
нехитрая мудрость отражена в известной "теореме Томаса”, согласно
которой "если некая ситуация реальна по своим последствиям, она
признается реальной”. Столь распространенное стремление
научить двух-трехлетнего ребенка читать, считать и т.п. как раз реально
по своим последствиям: оно порождает спрос на методики обучения и
пособия, которые были бы: а) эффективными; б) безвредными для ребенка;
в) доступными для всех заинтересованных лиц – родителей, воспитателей
т.п. Популярность девиза "После трех уже поздно” (это название
известной книги японского бизнесмена Масару Ибука: М.: РУССЛИТ, 1991)
способствовала появлению целой индустрии. Сайты, журнальные рубрики,
книги, диски с инструкциями, наглядные пособия, а также самые разные –
притом, весьма недешевые - вещицы, которые рекомендуется купить для
обучения совсем маленьких детей. Родители спорят о том, только ли в
Японии можно научить трехлетнего ребенка играть на скрипке, и ускорит
ли развитие ребенка методика Монтессори.
А в самом деле – неужели "после трех” уже поздно? Тут есть о чем призадуматься.
В той мере, в какой мы не слишком хорошо умеем измерять объем
информации, которой владеем или хотели бы овладеть, утверждение о росте
объема информации, необходимого для успешного взаимодействия с
окружающей нас в XXI веке действительностью, вовсе не кажется
бесспорным. Другое дело, что цивилизационные изменения стали
совершаться такими темпами, что почти любая информация быстро
устаревает, так что приходится приобретать новую - чтобы просто
справляться с вызовами повседневной жизни. Как остроумно написал мне
старинный друг, владелец большой компьютерной фирмы и приятель Билла
Гейтса, "уезжая, я всякий раз вынужден оставлять маме длинную
инструкцию по использованию нашего нового телевизора”. А куда девается прежняя информация? Возможности нашей памяти ограничены, поэтому мы многое забываем - просто за ненадобностью.
Я люблю экранизации классических английских романов XIX века и всегда
задумываюсь над тем, сколь многое должны были знать и уметь их героини.
Эти, казалось бы, хрупкие создания, как правило, много читали и знали
французский и латынь, умели рисовать акварелью и играть на арфе и
флейте, шили и вязали, виртуозно вышивали, ездили верхом и участвовали
в охоте, умели ухаживать за больными, знали многое о породах лошадей и
собак, разбирались в свойствах лечебных трав и повадках зверей и птиц,
разводили в оранжереях редкие растения и умели предсказывать погоду по
приметам. Знали они меньше современных девушек или больше? Не
думаю, что подобный вопрос вообще имеет смысл. Более важно, что они
знали другое. Совсем недавно в нашей начальной школе детей
учили писать ручкой по "прописям”. Зачем? Ведь в нашей культуре – в
отличие, например, от культуры японской и китайской, каллиграфия не
наделена самостоятельной ценностью! А ведь чтобы писать школьной ручкой
хотя бы "на четверку”, нужно хорошо владеть тонкой моторикой.
Разумеется, ребенку куда удобнее писать толстым фломастером, причем не
в тетради, а на специальной доске. Это позволяет сосредоточить внимание
на содержании написанного, а не на том, чтобы у всех букв типа "у”
выходы вниз за линейку были одинаковыми. До сих пор дети
должны заучивать стихи наизусть - зачем? Можно ответить, что заучивание
стихов развивает механическую память. Но разве именно этот тип памяти и
сегодня наиболее важен, что называется, "для жизни”? И почему любимые
строки стихов и мелодии песен запоминаются как бы "сами собой”, а вот
даты запоминаются плохо, причем и детьми, и взрослыми? Как
известно, наличие компьютеров позволяет нам, взрослым, существенно
разгрузить свою механическую память, но вовсе не освобождает от
необходимости развивать память логическую, - напротив, высвечивает ее
важность. Но как раз логика совсем маленького ребенка существенно
отличается от логики ребенка лет шести-семи. И еще менее логика
трехлетнего похожа на "взрослую” логику. "Детская” логика -
отнюдь не метафора (вроде "женской” логики). Как еще в прошлом веке
убедительно показал крупнейший психолог Жан Пиаже, некоторые
мыслительные операции становятся доступными обычному здоровому ребенку
лишь по достижении им определенного возраста. Например, если в широкий
и невысокий сосуд налить воды, а потом на глазах у ребенка перелить эту
воду из широкого сосуда в узкий и высокий – допустим, из тарелки для
супа в узкую вазу для цветов, то ребенок убежден, что теперь воды стало
больше. "Что значит стало?” – говорю я внуку Мише (ему четыре
года). "К крану я не подходила, воду не доливала, вот и чайник на плите
как стоял, так и стоит!” Миша внимательно смотрит на вазу и на свой лад
пытается меня переубедить. Казалось бы, мы с ним смотрим на одно и тоже
– но "видим” разное. То же самое происходит, когда я показываю
Мише шарик из пластилина, а потом раскатываю его в "колбаску”. Миша
говорит, что в колбаске пластилина больше! Убеждать Мишу и его
ровесников до поры бесполезно - так называемый "закон сохранения
количества” будет с легкостью освоен только лет в шесть. Вот
Миша "выучил буквы”. Он как будто даже "читает” некоторые слова. Но мне
совершенно ясно, что он не понимает, зачем ему это. Судите сами. Мы
играем в "праздник”. В присутствии Миши я заворачиваю в красивую бумагу
маленькую игрушечную машину и приклеиваю на сверток желтую бумажку с
надписью "Мише”, а потом в такую же бумагу заворачиваю цветной
платочек, с которым любит играть его совсем маленькая сестренка Лиза,
но на этом свертке ничего не надписываю. Спрашиваю, как Лиза узнает, в
каком из свертков – ее подарок. Миша отвечает: "Машина - моя!” А я
надеялась, что Миша скажет: "Лиза никак не узнает, потому что она не
умеет читать!”.
На самом деле Миша тоже не умеет читать – хотя бы потому что свое
знание букв он не пытается включить в жизненную практику. В доме много
книг и разных предметов с надписями, но я ни разу не заметила, как Миша
читает что-либо вроде "Минск” (марка холодильника) или "Справочник…”
(надпись на корешке книги, которая всегда лежит около телефона). Помню,
как в Мишином возрасте я просто не могла пройти мимо допотопного
электросчетчика, чтобы не прочитать не знаю уж, в который раз: "Сименс
и Шуккертъ”. Но разве в четыре года так уж обязательно уметь читать?
Я думаю, что куда важнее развить у ребенка любопытство, но не
сиюминутное (что у тебя в сумке?), а совмещенное с настойчивостью – то
есть пытливость и любознательность. Например, как узнать, какой у меня
размер ботинок? Где поместится больше молока - в кружке или в стакане?
Почему после дождя лужа на дорожке остается только в одном месте?
Почему на одних часах стрелки, а на других цифры? Кстати, в
четыре года Миша не знал, как по часам со стрелками можно узнать,
сколько времени – но не потому, что был для этого слишком мал, а
потому, что ему это было не нужно. Собственно, в сутках для него была
только одна значимая временная точка – начало встречи с Хрюшей и
Степашкой. Я не уверена, что Миша задумывался о том, что, быть может,
Хрюша живет в телевизоре не только тогда, когда мама позволяет его
включить?.. Вообще самое важное для ребенка – это не уже
имеющиеся знания или умения, а наличие мотива, то есть самой
потребности что-то узнать и понять. У одних детей мотивация,
направленная на познание мира, более выражена, у других – менее. Зато
общение с родителями для любого ребенка не нуждается в мотивации,
поскольку изначально обладает абсолютной ценностью – конечно, если это
действительно общение, а не односторонние реплики наподобие "доедай
все!”, "вытри ноги!”, "не мешай папе!” и т.п. Ценность
подлинного общения чаще всего выявляется, когда с ребенком
разговаривают как с равным, а в особенности, когда родители что-то
делают вместе с ребенком. Собственно именно в этой совместной
деятельности и выясняется, чем ребенок действительно интересуется, а
что он готов делать только потому, что ему "велено”. Если ребенок на
ваши вопросы резво отвечает "не знаю” и спешит вернуться к своим
игрушкам, то, скорее всего, ему с вами неинтересно. Это вам
представляется, что ребенку следует знать названия грибов или деревьев,
- а он в это время думает о чем-то своем... Меня, например,
вовсе не удивляет, что трехлетний Коля охотно идет с мамой на рынок, но
решительно не желает листать книжку с замечательными картинками. Однако
он охотно рассматривает те же картинки вместе с мамой, потому что мама
не только рассказывает, что именно изображено, но одновременно
спрашивает Колю: "А у нас есть такая корзинка?” или замечает мимоходом:
" По-моему, этот котенок сейчас опрокинет блюдце”. Может быть, у Коли не очень развито воображение, и ему просто необходимо "достроить” картинку до чего-то более ему близкого?
Детское "воображение” - сложная и малоизученная сфера. В книге
Александра Звонкина "Малыши и математика” автор рассказывает о том, как
ему случайно попался на глаза рисунок его дочери Жени, которой тогда
было три года: "Через все поле сверху донизу идет бесконечно длинная
нога. Внизу, у самого края листа, она заканчивается ступней, а сверху
уходит куда-то в неведомые выси. Это нога взрослого. Оттуда же, с
высей, из-за самого края листа спускается ладонь. За нее и держится
ребенок, который, собственно, и занимает все остальное пространство
рисунка” (Звонкин. С. 196). Вообще говоря, маленькие дети так
не рисуют – подобная композиция предполагает совсем особое видение
мира. У Жени это видение было – но в конечном счете оно воплотилось не
в рисунки (хотя рисовала она страстно и талантливо) и не в тексты (хотя
еще в отрочестве писала замечательно, причем никто ее этому не учил), а
в занятия киноискусством и киноведением. Но, быть может, есть что-то, о чем и в самом деле можно сказать - "после трех –уже поздно”? С моей точки зрения, есть.
Это та безусловная родительская любовь, которая лежит в основе
признания в ребенке самоценной личности и субъекта общения, а не
объекта воплощения чаяний и неудовлетворенных амбиций мамы, папы или
бабушки.
Источник: http://www.polit.ru/author/2006/12/08/early.html |